Фильм «Пророк» рисует Пушкина без позолоты. Здесь он — не икона, а человек, несуразный для своего времени, опасный для системы, слишком живой для мёртвого мира. Его дар — не украшение, а трагедия. Он не пишет — он мучается. Его строки рвутся наружу, как исповедь, как суд над собой. Слава для него — клетка, а признание — форма предательства, если оно не честно. Он хочет любви, но получает поклонение. А значит — одиночество, неотъемлемое от тех, кто слишком ясно видит.

Это кино не для того, чтобы вспоминать поэта. Оно — чтобы заглянуть туда, где он до сих пор жив. В языке, в страхе, в боли. «Пророк» снят как поэма без финала. В нём нет кульминаций — в нём всё на пределе. Каждая сцена — это момент, в котором герой остаётся один со своей правдой. Камера не украшает, а разоблачает. И в этом разоблачении — смысл. Это фильм о том, как страшно быть настоящим, и как невозможно быть другим, когда ты слышишь больше, чем тебе позволено.